1962 год. Тбилиси
Нас было тринадцать молодых поэтов, которые объединились в нелегальное поэтическое братство “Сироты”. Мы собирались в кафе-столовой на проспекте Руставели. У кафе было официальное название “Столовая № 6”, но мы знали, что это наше “Кафе сирот”. В дешевом туристском общепите в течение дня столовались приехавшие в Грузию со всего СССР командированные, экскурсионные группы… Ели котлеты, шашлыки, компот из сухофруктов. Здесь же можно было пить пиво кислое, незрелое. Здесь собирались и мы, сироты (по-грузински “облеби”). Нас не печатали, мы никому не были нужны. В шуме алюминиевых ножей, вилок, слева от стойки самообслуживания за длинным столом мы читали вслух свои стихи. Нам было по двадцать – двадцать пять лет, нас любили девочки-поклонницы, но ни Первый секретарь Коммунистической партии Грузии товарищ Василий Павлович Мжаванадзе, ни второй секретарь, ни третий, ни издательства, ни редакции газет, ни командированные, ни туристы… Никто не любил, кроме девочек-поклонниц. Но кое-кому из нас было достаточно и этого. Особенно если поклонница была похожа на Манану Гедеванишвили.
“А при чем тут водопроводчики?” – спросите вы.
Когда мы сложились в поэтическое братство, на первой же встрече выяснилось, что из нас трое – водопроводчики (по основной профессии): Алик Устинов, Георгий Соселия и Аквсентий Круз.
Другие: Дэви Иванов-Чиковани – ассистент киностудии; Марат Партугимов – портной, внук знаменитого тбилисского портного Бабкена; Жанри Лолашвили – художник-авангардист; Гуля Жоржоладзе – разбирала почту в почтовом отделении; Иза Почхуа – подруга признанного поэта Резо Амашукели (так она нам представилась). Но в сентябре пришел Евгений Метревели, и оказалось, что он тоже водопроводчик! За ним Темур Гажония – и он на “Чай-Грузии” работал в этой профессии, месяца три, но работал.
Под дружный хохот мы дали новое имя нашему братству: “Сироты-водопроводчики”! Это была шутка.
Но и сегодня, когда все разбежались по миру, по своим судьбам, редко встречаясь очень немолодыми, можно услышать: “Привет, водопроводчик!” Так было в Сицилии. Кто-то крикнул мне: “Привет, водопроводчик!” Я оглянулся. Отплывал большой паром, какой-то старик с палубы махал мне соломенной шляпой и кричал: “Я Евгений-водопроводчик!” Неужели это был Метревели? Паром уплывал. Я долго смотрел, пока лицо старика не превратилось в точку. Кричать не имело смысла, на пароме включили Челентано.
В столовой № 6 мы писали стихи, новеллы, рассказы, и все подражали мастерам магического реализма: Борхесу, Маркесу, Варгасу Льосе, Фуэнтесу, Неруде, Кортасару. В мире пресного, унылого социалистического реализма мы ловили далекие сигналы “латиноамериканского бума”. Помню, из какого-то издаваемого за Уралом литературоведческого журнала я вырвал страницу с фотографией Хулио Кортасара и прикрепил ее кнопками над моим письменным столом. Пабло Неруда очень смешно в том же журнале писал о моем литературном кумире:
“Тот, кто не читал Кортасара, – обречен. Не читать его – это серьезная болезнь, которая со временем может иметь ужасные последствия. Как если бы человек никогда не пробовал персиков. Он незаметно будет грустнеть, бледнеть, и, вероятно, у него постепенно выпадут волосы”. В те годы я старался делать все, чтобы не грустнеть, не бледнеть и чтобы волосы мои не выпадали…
Поэтому я ходил в “Кафе сирот-водопроводчиков”. Здесь происходило сближение очень разных личностей – здесь мы веселились, философствовали, влюблялись в девочек-битниц, в девочек-альпинисток (модное увлечение тех времен – покорять вершины кавказских гор), в консерваторских пианисток, консерваторских меццо-сопрано.
Прошло ужасно много лет. Но я помню нашу дружбу, наши споры, нашу ругань, мордобой, дружеские примирения, выпивки. Зимой мы уходили в подвалы Тбилисской публичной библиотеки имени Карла Маркса, там было тепло (почему-то в “Ка-фе сирот” в январе-феврале было холодно, дуло из щелей, надо было сидеть в пальто). А в “Карле Марксе” можно было читать великие книги, даже воровать великих авторов: Кьеркегора, Кришнамурти, Уитмена, Джойса, Селина, Дос Пассоса. В курилке можно было наслаждаться кубинскими сигарами (при затяжной блокаде американскими империалистами революционного острова Куба сигары, присылаемые Фиделем Кастро в СССР, стоили невероятно дешево).